Если в 1990-х на Западе Туркмению вспоминали исключительно как некую диковинку, в свете чудачеств ее покойного первого президента, то сейчас из всех центрально-азиатских стран в Европе именно к ней прикован наиболее прагматичный интерес. В последние годы по нарастающей идет информация о стратегическом значении Туркменистана для стран ЕС как альтернативного России поставщика газа. По поводу этой идеи в СМИ много споров — о том, есть ли реальные газовые ресурсы у Ашхабада, или это блеф? А если есть, то можно ли построить трубопровод по дну Каспийского моря при негативном отношении к нему со стороны России, и, вероятно, Ирана? И насколько аргументы Москвы против этого проекта опираются на реальную озабоченность безопасностью экологии Каспия, а сколько в них «политики»? Но попробуем взглянуть на все это с другой стороны — с позиции казахстанских интересов. Насколько нам известно, до сих пор открыто эта ситуация с данной позиции ни разу не обсуждалась. Как ни странно. Если у Туркмении свободных, незаконтрактованных, объемов газа нет или их немного, то и говорить не о чем. Тогда из всех этих потуг ничего и не выйдет. Но представим ненадолго, что свободный газ у Ашхабада есть. Встанем в этом вопросе на позитивистские позиции. Тогда Брюссель и Ашхабад, при поддержке Вашингтона и Баку, начинают все более активно продавливать идею газопровода «Набукко». И, вполне вероятно, что в итоге продавят. Что же от этого Казахстану? Ничего хорошего. Во-первых, появится альтернативный традиционному газопроводу «Средняя Азия — Центр» маршрут поставок газа в Европу. Напомним, что этот газопровод с советских времен идет транзитом через территорию Казахстана, и наша республика получает немалую прибыль за прокачку по нему туркменского и узбекского газа. И вот монополия газопровода на этом направлении исчезнет… Можно ли быть уверенными, что это не повлияет на стабильность тарифов на газопроводе «Средняя Азия — Центр»? Повлияет обязательно, в сторону понижения. То есть, мы не досчитаемся денег. Заместить туркменский газ в полном объеме нашим или узбекским не получится: объемов таких нет. И когда еще появится в более менее серьезном количестве наш экспортный газ? Но снижение поступлений от транзита газа через нашу территорию это мелочи, по сравнению с другим аспектом проблемы. Если Ашхабад получает новый доступ на европейский рынок газа в рамках проекта «Набукко», он, тем самым, получает уникальную возможность: присутствовать со своим газом сразу на трех крупнейших рынках — России (газопровод «Средняя Азия — Центр»), Китая (запущенный недавно газопровод), и Европы («Набукко»). Это не только резкий рост политического, даже, геополитического, значения Ашхабада. Это еще и возможность, манипулируя объемами своего газа, поставляемыми на тот или иной из этих трех рынков, стабильно получать очень значительные деньги от экспорта. А в том, что цены на газ в мире будут расти, сегодня не сомневается ни один эксперт. Что представляет собой Туркмении? Вполне компактную по территории и населению страну, у которой нет ни чрезмерно большой численности населения, как у Узбекистана, ни казахстанской малонаселенности. Зато у нее есть широкий доступ к морю, граница с большим рынком Ирана и — морской доступ к границе с Россией. При наличии водных ресурсов страна вполне может обеспечить себя основными продуктами питания и повысить экспортный потенциал хлопководства (уже сейчас Туркмения — в десятке его мировых производителей), и, значит, развивать текстильную и сопутствующие ей виды промышленности. Да, сейчас с водными ресурсами сложно. Но — будут деньги, появятся и технологии того же капельного орошения. А в республике также развивается и нефтедобыча, и нефтепереработка, в том числе, нефтехимия. Все это создаст базовые условия для системного экономического и, в результате него, демографического роста. У нас в Казахстане не принято об этом думать, но ведь есть шанс, что на наших юго-западных рубежах в обозримой перспективе появится вполне динамичная региональная держава. А что представляю из себя наши регионы, граничащие с Туркменией? С одной стороны, это главная казахстанская база нефтедобычи, но с другой, вспомним, именно эти области «лидируют» по ряду социально-экономических проблем. Они мало и плохо экономически связаны с основной территорией Казахстана, они экономически совершенно не автаркичны. Мангистауская область это своего рода казахстанская «Камчатка». И если рядом, «за барханом», начнет расти и крепнуть соседняя страна, то как бы наш западный регион не оказался быстро втянут в орбиту ее влияния. Сначала торгового, экономического, а постепенно, возможно, и политического. Да, сейчас такой прогноз кажется надуманным, притянутым «за уши». Но мало ли на нашей памяти случалось того, что невозможно было предвидеть? Таких примеров просто очень много. Вспомним только Китай — кто в конце 1970-х мог предсказать, чем он станет всего-то через 20 лет? Соседям принято всегда желать всяческих успехов. И это правильно — с житейской точки зрения. С политической же не все так ясно. Практическим интересам Казахстана в равной мере не интересны ни большие проблемы и дестабилизация Туркмении, ни быстрое и резкое его усиление. Поэтому нам вряд ли есть резон в осуществлении проекта «Набукко».